Что вы делали двадцать лет тому назад?! …

Мила
Был душой ты молод
А теперь старик

Не уверен. До призыва имел несколько "кликух", в числе которых фигурировала старческая "Ленин". В армии получил прозвище Андерсен. Причем не за красноречие, а за пессимистический прагматизм, выраженный в сознательно-фатальном отрицании системы. Я с самого начала знал, что всё будет только хуже, однако выдавал постоянный регресс за прогресс. Напомню, что согласно распределению был приписан железнодорожником подвижного состава (подручным машиниста тепловоза) на Байкало-Амурскую Магистраль, в город Тынду - пуп тайги. После учебки был определён во взвод охраны и тут же изъят начальником штаба в пользу "Строевой Части" - третий кабинет справа по коридору. В роли писаря стал быстро набирать вес и по совету матери принял должность судебного заседателя военного трибунала (судили убийц или подозреваемых в убийстве, приговоры шли сверху, нам доставалась чистая работа - кивать головами и врать родственникам погибших про беспримерный героизм их сыновей, хотя все "дела" заведомо носили национально-бытовой характер: таджики убивали узбеков, узбеки убивали литовцев, а литовцы, слетая с катушек, жестоко мочили и тех, и других), но меньше чем через пол-года меня списали за мелкие денежные аферы и факт сокрытия условной судимости "на трассу".

Поворот судьбы занял час с небольшим. Маленький уютный кабинет до отказа наполнился тушей перепуганного замполита, который, прокашлявшись, дал десять минут на построение у вертолётной площадки и странно подмигнул. Первый отдел штрафные санкции проигнорировал. Впрочем, переброс на трассу и так слыл самым суровым пинком в сторону дисбата. Хуже считалась только смерть от корейской водки. Смертность личного состава в результате отравлений в полевых батальонах превышала разумные нормы по той причине, что в порядке альтернативы алкоголю использовалось всё. В смысле, не всё, что горит, а всё подряд: денатураты, стартовые пакеты, гуталин и скипидар. По счастью, вместе со мной пострадали и другие члены цепи "строевая - бухгалтерия". Без паники не обошлось, но я убедил народ, что ссылка это новый шаг к успеху. Месяца два-три нас жестко избивали отупевшие от тройного одеколона "фазаны", а через пол-года мы зарабатывали столько, что выкупали под чистую авто-лавки. Фургон приезжал набитым, а уезжал налегке. И водителей "раздевали". Скупали все, что имело спрос, включая гражданскую одежду и обувь, хотя "выходить" было абсолютно категорически некуда.

Единственный посёлок в радиусе 50 километров населяли зеки и бичи. Позже он стал почти родным, но самым ярким оказалось первое знакомство, когда пришлось "оживлять" водовозку. По совету бывалых одел старьё и набил карманы куревом. Не помогло. Помню, грубо подозвали и втянули за шиворот в открытый товарняк. Ещё до того, к со страшным скрежетом задвинулась дверь, я был уже на полу. Сознания не потерял, но подняться так и не дали. Отбуцали, обчистили и вытолкнули на мороз. Старлей в это время спокойно курил в стороне. Для него уголовники были своими, а солдаты шпаной. Или просто боялся. Так или иначе, жили мы неплохо, поскольку быстро нашлось что и кому "сдавать": гексавит, одеяла, запчасти, ОХР. Мороженное мясо не котировались, зато неплохо шёл свежий армейский хлеб и медвежатина. Промыслом на медведя заправляли грузины. Хохлы воровали свиней. На медикаментах "сидел" цивильный кавказец изысканной внешности. Помню, во время торгов он всё время цикал. 200? Цц! 400? Цц! Сам он не употреблял и все его за это уважали, ибо спирт ценился дороже денег. Да что там денег, спирт был дороже витамин, а витамины были единственнм спасением от "розочек" - разновидности гниения, проедавшего обмороженные солдатские ноги, как моль шерсть.

Чтобы не жиреть, поставили турник и заказали токарю комплект гантелей из нержавейки. В морозы любой каприз, рассматривался как борьба с унынием, ибо единственным развлечением после работы в мастерских был запой. Зима на Дальнем востоке длится значительно дольше полугодия. Неделя казалась месяцем. Мечты о бабах и жизни иной вызывали такую тоску в коллективе, что любимым словом армейского лексикона стало "вешайся". Воровство лишь частично освежало быт, но не спасало от его однообразия. Тем не менее, поиски новых источников дохода велись круглосуточно.

Как-то чтобы продать вездеход пришлось его утопить. Прапор от жадности хватался за кобуру, разбил мне нос кулаком от бессилия, грозил дисбатом, но когда в офицерской комнате "внезапно" появились биллиардный стол, ящик красных яблок, водка и сало, совершенно успокоился. В конце концов у него был собственный склад и опыт "работы в тылу". Мы помирились, если не подружились.

И тут из-за перестановок в минобороны бухгалтерию снова тряхнуло, начались чистки. Нас всех по очереди пересажали, кого на десять суток, кого на месяц. И всё из-за обыкновенной фотографии. Она до сих пор медленно тлеет среди прочих улик в моём архиве: стол, на столе горки бумажных денег, карты, пепел, бутылка и довольные пьяные рожи. Кто-то слил нас начальству и всех замели, но мне опять удалось убедить ребят, что это только к лучшему. Поскольку дальше тайги дороги нет всех вернули обратно на трассу и перепоручили лично старлею, который руководил самой тяжёлой и грязной работой в амурских лесах, ака лесоповал и вывоз лома. Ненавистный лом убивал здоровье покруче корейской водки, зато лесоповал оказался клондайком. Если бы не дембель, жажда любви и тепла, я бы ни за что не бросил это дело. Собственно, вся суть кадровых чисток в дивизии показалась мне ареной борьбы за права на распродажу лиственницы. И хотя алчная придирчивость замотеха доходила до абсурда, мы всё равно умудрялись воровать, - врезались далеко за границы квадратов, работали ночью, прятали лес под мостом и вывозили между плановыми ходками, рискуя здоровьем, ибо бил он так, что по части его жестокости ходили легенды.

Буду откровенен, я не пресыщен молодостью. Вероятно, мне не хватило той пары лет, что ушла на отбытие условного уголовного наказания за угон мотоцикла, злостный вандализм и ряд чисто технических краж. Матери пришлось распродать бижутерию, чтобы меня взял на поруки совет директоров депо завода "Азовсталь". И они взяли, но весь заработок уходил на погашение долга и я ждал армии, как школьники ждут перемены, хотя тогда уже был женат. Может быть только теперь, я начинаю дышать полной грудью и по-детски радоваться жизни. Кто знает.

veranica
Если не секрет: вы где-то печатаетесь? Кем вы здесь работаете (если не секрет)?

Что вы, я бросил пить ещё до демобилизации, с тех пор отношусь к себе трезво. Чтобы печататься нужны материалы, призвание и талант, а что есть у меня - жизненный опыт? Ну так у всех он есть. Cколько всего написано. Спасибо ребята, что не обошли тему стороной. Признаюсь, зачитался.

пс. Работаю с железом и разной автоматикой (в основном простые электро- или гидро-операторы, но фирма регулярно гоняет нас на курсы, так что уровень понемногу растёт). На техническом языке моя сфера услуг зовется так "изготовление и монтаж металлоконструкций средней тяжести". В целом скука, но мне нравится. Папа занимался архитектурой по жизни и привил мне любовь к техническим процессам. Любопытный факт, ко дню своего рождения он принимал в подарок только вещи, изготовленные своими руками - поделки, рисунки, чеканки, скульптурки. Воровать идеи запрещалось. Запрещалось перерисовывать с журналов и выдавать чужое за своё. Венцом счастья для меня был какой-нибудь новый конструктор. Обидно, но в конечном итоге я всегда ломал и свои, и чужие игрушки. Точнее, демонтировал до основания, в поисках истины.

А вообще, всё моё сознательное детство прошло в стенах Гипрограда. Техотдел наполовину состоял из дальних родственников, а наполовину из близких. Я видел, как миниатюрные пенопластовые города превращались в каменных исполинов. Или не превращались, в зависимости от городского бюджета. Само слово бюджет представлялось мне неким кондитерским богом. Связь казалась очевидной - когда и если оно произносилось с воодоушевлением, на кухонном столе вырастали горы пирожных, звучала музыка, дом наполнялся гостями.

Зная, как я люблю сладкое, отец эксплуатировал меня на полную катушку - я послушно разносил воду по отделам, заменял близоруким глаза, глуховатым уши, опустошал корзины с бумагами, собирая конфетную подать на дороге "вниз и вверх" по этажам. Сперва было скучно, а потом стало ещё хуже, пока кто-то не додумался доверить мне работу посерьёзней. Может быть в этом причина - я с детства не выношу безделья, не могу просто лежать на диване и смотреть в телевизор. Так же не могу что-то делать молча, мне обязательно нужно бубнить, мычать, напевать под нос. Со стороны может казаться, что я разговариваю сам с собой, но на деле так оно и есть. Особенно когда поблизости нет ярко-выраженных собеседников.

С людьми я не столь разговорчив. Стесняюсь. Маму это, к слову говоря, только радует. Любое отличие от отца она принимает за достоинство и относится к очагам воспоминания о нём, как биолог к вредным бактериям. А мне он снится часто. Слишком часто.

Вот недавно опять. Приснилось, как папа, откинув тяжёлую портьеру, входит в зал, позвякивая ключами. Я говорю ему: "Тебе нельзя здесь быть, мама против того, чтобы ты приходил", а он не обращает внимания, спокойно проходит мимо, деловито снимает мокрое пальто и направляется прямо к своему столу. Меня переполняет гнев и я бросаюсь на него с кулаками, а он в ответ просто отпихивает меня в сторону. Тогда я ударяю его изо всех сил и тут происходит нечто ужасное: отец начинает заговариваться, пятится, неуклюже пошатываясь, держится за голову, выходит на улицу, такой жалкий, совершенно беспомощный, а мне и жутко, и стыдно, и нестерпимо горько...

Проснувшись плакал так, что кровь пошла носом. Мама считатет, что мне такие встречи ни к чему, ставит свечи, читает молитвы. Я со всем соглашаюсь, только чтобы не делать ей больно, но всякий раз надеюсь, что папа приснится опять. И получается. У меня уже выработан целый обряд, у кровати коробка с его письмами, я читаю, или делаю вид что читаю, это не важно. Главное сказать: "Приснись, пожалуйста!". На что я расчитываю? Ни на что, просто хочу поболтать с ним, выпить чаю, как это бывало, и, если повезёт, выяснить наконец, почему он ушёл. Мы ведь так и не договорили. Под занавес своей карьеры отец много пил и сильно опустился, разговоры с ним уже не имели глубокого смысла. Его терзало чувство вины, меня раздирало чувство безысходности. Мы перестали понимать друг друга. Совсем.

Сейчас-то понятно, ЧТО нужно было делать. Просто любить его таким, как есть, не раздражаться из-за пустяков, не препятствовать общению с внуками и не прятать от него свои слабости и страхи. Мне слишком сильно хотелось удивить его. Хотелось, чтобы он гордился мной, но всё что папа когда-либо умел - это гордиться собой. И с этим трудно поспорить. В отличие от меня, его действительно было за что уважать. Он был великим мастером, а я - так и остался подмастерьем.

Простите, если не в тему. Просто день такой.