Кто же мы на самом деле?

Я эту тему открывал совсем не для перебранок, а чтобы общими усилиями постараться понять, что же мы из себя все-таки представляем. Покольку вопрос этот совсем и совсем не простой, хочу предложить вашему вниманию некоторые материалы состоявшейся в Лондоне учредительной конференции Ассоциации русскоговорящих общин. Что это будет за ассоциация, пока не понятно, но не это важно. Там были чрезвычайно интересные выступления участников, которые я и хочу предложить постепенно вашему вниманию и обсуждению. Полностью материалы конференции выложим позднее отдельной страницей на сайте. Итак, начать надо, конечно, с истории вопроса.

Олег Будницкий, доктор исторических наук. Выступление на тему истории русской эмиграции в Европу.

Уважаемый председательствующий! Дамы и господа! Я буду говорить, в основном, об истории русской эмиграции, точнее, о некоторых аспектах истории русской эмиграции.
Все-таки было бы несправедливо не упомянуть, когда начинается эмиграция из России и при каких обстоятельствах, ибо русской эмиграции насчитывается пять столетий. И мы даже знаем первого эмигранта – это был князь Андрей Курбский, который, как известно, бежал от царского гнева, а царем был Иван Васильевич, более известный как Иван Грозный. Дело не в том, что Андрей Курбский бежал, не он был первый, не он последний. Но он первый идеологически мотивировал свой отъезд, в данном случае, в Польшу и отправил послание Ивану, в котором писал на традиционном в то время ветхозаветном библейском языке: «Почто ты бьешь нас, сильных во Израиле». Так как Иван просто стал истреблять своих соратников, а государь самодержавный писал ему в ответ: «Холопьев своих вольны казнить, а вольны миловать». И вот смысл эмиграции – политической, этнической, экономической заключается в том, чтобы не быть холопом.

Кстати говоря, первая попытка эмиграции в Англию была предпринята тогда же в 16 веке, и предпринял ее сам царь Иван Васильевич. Убоявшись повсюду мерещившегося ему боярского заговора, он решил предложить руку и сердце королеве Елизавете и отправиться не на жительство, а просто на царствование в Англию. Отправил ей официальное предложение, где писал: «Ты, пошлая девица, развела всякие беспорядки, у тебя заправляют торговые мужики, я на тебе женюсь, приеду и наведу порядок». Но пошлая девица на языке того времени означала старая дева, а вовсе не то, что некоторые из Вас подумали. Елизавета на самом деле не была ни старой, ни девой, ни, говоря по-русски, дурой. Поэтому она в вежливой форме отказала Ивану IV и, таким образом, лишилась шанса получить короля, Иоанна I.

Но перенесемся ближе к нашему времени, пропустим с Вашего позволения 17 и 18 века. Нельзя не сказать о 19 веке, когда эмиграция революционная, оппозиционная уже насчитывает сотни людей. И конечно, нельзя не сказать о самом знаменитом русском эмигранте 19 века и об одном из умнейших людей всех времен, это Александр Иванович Герцен. Здесь в Лондоне в 1853 году он основал вольную русскую типографию, и сам положил начало вольной русской печати, а с 1857 года начал издавать первую в истории России вольную русскую газету «Колокол».

Кстати говоря, «Колокол» доставлялся соответствующими агентами императору Александру II, который заметил, что, наконец-то, он получил источник, из которого может узнать правду, что происходит в России. При всем том, что вернись Герцен в Россию, отправиться ему в лучшем случае в Сибирь, в худшем в Шлиссельбургскую крепость на вечные времена.

Ну, а русская эмиграция 19-20 вв. типологически ни чем отличалась от, скажем, французской, немецкой, польской, итальянской политической эмиграции. Это было уже явление, распространенное в Европе. Подлинным феноменом русская эмиграция уже становится после Октябрьской революции 17 года. Никогда не было такого в истории Европы, что по разным оценкам от полутора до двух с половиной миллионов в течение 2-3 лет оказались выброшенными из страны в период революции и гражданской войны. В двадцатом веке это была первая волна русской эмиграции, вторая, как вы знаете, была военная, третьей называют эмиграцию 70-80-х гг. - политическую, этническую.

Сейчас говорят о четвертой волне эмиграции, которая началась с начала 90-х гг. Уже больше, пожалуй, не по политическим, а по экономическим мотивам. Ну, я не буду говорить о современности, не буду отнимать хлеб, так сказать, у других выступающих, а все-таки буду говорить об истории. И преимущественно об истории первой волны эмиграции, поскольку они были первыми, они первыми осваивали этот опыт эмигрантского жития-бытия, ну, и, несомненно, первая эмиграция оставила самый значительный след в истории российской и мировой культуры. Достаточно напомнить, что первым лауреатом Нобелевской премии был русский эмигрант Иван Алексеевич Бунин. Можно назвать множество имен, всем они Вам хорошо известны, но я с Вашего позволения не буду говорить об истории культуры русской эмиграции. На эту тему написано множество работ, - все Вы читали Набокова, Цветаеву, Ходасевича, Адамовича и т.д., точнее, подобных мне (не совсем точно использую русский язык в данному случае).

Я с вашего позволения остановлюсь на том, как эмиграция пыталась самоорганизоваться, пыталась выжить и, где-то даже, преуспеть в условиях не совсем обычной для себя среды. Уже в первые месяцы, в первые годы после революции, когда за границей оказались сотни тысяч, а потом и сотни миллионов людей, эмиграция пыталась как-то наладить свою жизнь. Кто это делал и как?

Во-первых, колоссальную роль сыграл дипломатический корпус. Дипломатов, оказавшихся послами без правительств, продолжали признавать, большевистское правительство не признавали, а послов признавали. Они оставались в своих посольствах до признания Советского Союза. Они пытались наладить помощь людям, оказавшимся за границей без средств к существованию, в том числе, помощь материальную. Направить на эту помощь находившиеся под их контролем материальные средства.

Во-вторых, стали возрождаться общественные организации, существовавшие ранее в России. Напомню Вам, что в 14 году в связи с первой мировой войной был образован Земский городской союз помощи раненым и больным воинам. В 19 году он возродился, при Советской власти он был естественно закрыт, возродился за рубежом под названием Земский Городской комитет помощи российским гражданам за границей. Этот комитет, центр которого находился в Париже, действовал по всей Европе, оказывая возможную помощь эмигрантам. Причем, не только материальную, но и, так называемую, трудовую, предоставление рабочих мест. Какие-то артели, кооперативы с тем, чтобы люди, как писал один из руководителей Земкора, не привыкали к праздности, а с самого начала включались в трудовую деятельность. Правда, в этом они не очень преуспели, в основном эмигранты устраивались индивидуально, поначалу это были сотни тысяч безработных, ну а потом они рассосались и трудоустроились. Был возрожден Красный Российский Крест, действовавший за границей, были и другие.

Чтобы вы себе представили масштабы и число возникавших организаций, возьмем Париж – один из центров русской эмиграции. Кстати, центрами русской эмиграции, если говорить о странах, были Югославия, Чехословакия, Болгария, Германия, Франция, где, пожалуй, было наибольшее число эмигрантов. Но оказались они практически везде, почти во всех европейских странах. И в Англии, и в Скандинавских странах, и в Бельгии, и где только не были.

Так вот, возьму в качестве примера, Париж, этот новый Вавилон русской эмиграции. Представьте себе, что летом 24-го года, 7 лет спустя после русской катастрофы 17 года, в Париже было 19 организаций левого толка и 91 – правого. Исчерпывающий список.

Какие, например, были левые: Российский городской комитет помощи российским гражданам, оказавшимся за рубежом, придерживался левых взглядов, кстати, одним из первых председателей его был князь Георгий Евгеньевич Львов, вице-премьер Временного правительства. Председателем Красного креста был граф Павел Николаевич Игнатьев, который был министром народного просвещения России. Среди левых было, скажем, Общество столовых, у них тоже была политическая ориентация, общество тургеневской библиотеки, общество друзей русской книги.

Вот правые: открывается список Совещанием российских послов в Париже, а заканчивается, представьте себе, кассой взаимопомощи парфюмерной фабрики «Убеган».

Какого же типа были эти организации? Вот, например, предпринимательские: Российский торгово-промышленный крупнейший союз, Центральная организация торгово-промышленного класса за границей, Объединение русских нефтепромышленников, Российское общество кожевенных заводчиков, Совет съезда горнопромышленников юга России, Совет частных железных дорог, Комитет представителей русских банков в Париже, во главе его был бывший министр финансов граф Коковцов. Объединялись по профессиям, по интересам, по землячествам - Союз русских женщин, естественно, Русское артистическое общество, «Донская станица» во Франции, Союз лицеистов, Союз домовладельцев города Петрограда и т.д.

И возник вопрос, как объединить все эти организации, потому что совершенно очевидно, что для защиты интересов эмиграции, в данном случае, во Франции и в других странах, нужно было объединение. Как?

Выход придумал замечательный российский политический деятель, адвокат, парламентарий и последний посол временного правительства в Париже Василий Алексеевич Маклаков. Когда на смену посольства должен был прийти эмигрантский комитет, он придумал такой порядок формирования этого комитета, с которым согласились все стороны. Согласно предложению Маклакова левые выдвигали в состав комитета троих депутатов, правые шестерых, но каждая из фракций имела только по одному голосу. Возглавлял комитет сам Маклаков, который тоже имел один голос, но этот голос не был решающим, потому что решения принимались только в случае единогласного голосования

Поэтому эмиграция была принуждена к единству, и, представьте себе, эта схема отлично работала почти 30 лет. Французское правительство доверило эмигрантскому комитету даже легализацию различных документов, то есть комитет защищал интересы эмигрантов на протяжении нескольких десятилетий.

Более того, объединение российских эмигрантов выделило своих представителей в Нансеновский офис в Женеве, организацию, которая занималась беженцами по всей Европе, в правление которого входил бывший российский посланник в Стокгольме Константин Волькевич, и после его смерти его сменил адвокат, социал-демократ Яков Рубинштейн. И вот совместными усилиями они отстаивали интересы эмигрантов и добивались того, что Лига наций принимала обязательные для европейских стран законы по правам эмигрантов в их статусе, праве на труд, о передвижении из одной страны в другую и т.д. Это блестящий пример того, как, объединившись, люди смогли добиться защиты своих прав, насколько это было возможно.

Еще я хочу сказать несколько слов о российском бизнесе в эмиграции. Тема практически не изученная, как и многие темы в истории русской эмиграции и целые ее периоды. Когда действовали эти эмигрантские организации, благотворительные, образовательные и многие другие, откуда-то должны были браться деньги.

Один источник – это были остатки государственных средств. Два слова скажу о тайне колчаковского золота, то есть последних запасах золотого фонда Российской империи, ключ к которой находится в эмигрантских дипломатических архивах. Эти деньги находились под контролем дипломатов и на протяжении нескольких десятилетий использовались для поддержки русских эмигрантов. Это тщательно скрывалось, в общем-то, никто и не подозревал, вплоть до прошлого года, когда я впервые обнародовал эту информацию.

Еще один источник – финансирование международных организаций, которое со временем прекращалось и, наконец, третий представлял собой помощь со стороны российского бизнеса, говоря современным языком, за границей. И Российский торгово-промышленный финансовый союз давал деньги русским эмигрантам, и банкиры, и нефтепромышленники, причем их бизнес получил свое развитие в Европе. Во что многие не верили. Казалось, люди, привыкшие к российским условиям, не сумеют работать на европейских рынках.

Возьмем два примера. Один местный: здесь в октября 1920 г. был учрежден российско-британский банк, в акции которого вложила средства известная английская компания «Zepera», торговавшая хлопком с Россией. Но большую часть вложили российские нефтепромышленники и Московский купеческий банк, успевший вывезти часть своих средств за границу. Но потом состав акционеров менялся, а там собрались, можно сказать, звезды российского предпринимательства и финансовых структур. Председателем Совета директоров стал в конце концов Густав Людвигович Нобель из российско-шведской семьи нефтепромышленников, туда входила группы нефтяников во главе с Лионозовым, там работал Сергей Андреевич Шателен, бывший замминистра финансов Российской империи и ряд других видных деятелей финансовых ведомств. Так вот, как мог молодой банк, по существу иностранный, конкурировать с акулами лондонского Сити? Сумели, нашли нишу, а именно после первой мировой войны появилось множество новых государств на территории Европы: прибалтийские, центральные, восточно-европейские. Западные банки, в частности британские, на рынках этих стран не умели работать. Не знали местной ситуации, психологии, языков, в конце концов, и вот этот банк начинает посреднические операции, операции по обмену валюты, по переводу из одной страны в другую в Восточной Европе. И в этом они преуспели, Если читать переписку банков, можно увидеть реляции, такие как «Ригу мы завоевали», «Варшава наша». Шла экспансия российского финансового капитала через Англию в Восточную Европу. Но банк пережил и депрессию, и почти пережил вторую мировою волну, но в 46 г. году его акции вынуждены были продать, потому что между Западной и Восточной Европой опустился железный занавес, и треть капиталов банка пропала. Поэтому они были вынуждены продать акции, хозяевами стали другие. Последнее здание банка на Lombard Street сохранилось. Именно в акции этого банка была вложена часть денег, вырученных от продажи российского золотого запаса с тем, чтобы сохранить эти деньги для будущего правительства постбольшевистской России. Во-вторых, вкладывая в акции этого банка их распорядители считали, что они создают финансовую структуру, которая пригодится будущей России для финансовых операций на западе. Но ничего этого не случилось, акции были проданы, деньги потрачены на образование детей эмигрантов.

Еще один любопытный пример. Как российский бизнес справлялся с европейскими трудностями. В Ростове-на-Дону была когда-то знаменитая семья Парамоновых, владельцев мельниц, пароходства. Один из них, Николай Парамонов, был издателем крупнейшей газеты «Донская речь». Они основали целый ряд каменноугольных шахт, этот город теперь называется Шахты. Эта семья лишилась всего. После революции остался у них единственный пароход, который ходил по Черному морю и приносил некоторый доход. И вот, Николай Парамонов едет в Берлин. В Берлине он надеялся получить задатки, переведенные его партнером, за оборудование для шахт еще до войны, но мнение о немецкой пунктуальности оказалось сильно преувеличенным. Ничего Парамонов не получил, война все списала. Что же делает сметливый казак в период гиперинфляции? Он скупает пустыри, очень четко рассчитав бурное развитие автотранспорта, строит там гаражи, авторемонтные мастерские и заправки. Это было очень успешное вложение денег и за несколько лет Парамонов восстанавливает свой статус. В числе богатых российских людей занимается благотворительностью и живет безбедно. Но приходит вторая мировая война и … парамоновский бизнес опять был уничтожен просто физически – гаражи, квартирные дома были разрушены или находились в советской оккупационной зоне. Он, к счастью для него, успел унести свои ноги в американскую зону. Что делать? Полностью разоренная семья. Я отыскал его сына в Лос-Анджелесе, которому уже за девяносто, но который в прекрасной форме. Из его слов я выяснил следующее. Что придумал Парамонов? Возобновить издательство. Там были лагеря для перемещенных лиц, что означало тысячи человек, изголодавшихся по печатному слову на русском языке. И вот, он послал сына в город, дав ему две банки американской тушенки, одну из которых сын променял на русский шрифт – кириллицу, а вторую просто съел, о чем молчал потом сорок лет. Начали они с издания русских брошюр, небольших книжек русских классиков, которые за копейки продавались в этих лагерях. У людей были небольшие деньги, чтобы купить их. Эти книжки расходились. Поскольку они сами все делали, вручную, сами держали корректуру, - эти книжки обходились им дешево, они получали определенную прибыль, которая позволяла жить. Вот что называется, горазд на выдумку русский человек.

Я думаю, что мое время подходит к концу, но я не могу не привести еще один чрезвычайно любопытный пример из истории эмиграции, показывающий, что интеллектуальный уровень людей, оказавшихся в эмиграции по тем или иным причинам был исключительно высок, определенной части эмиграции, конечно, элиты эмиграции. Обычно мы говорим о писателях, ученых, но почти никогда о дипломатах, а между тем они создали свое объединение и вплоть до 30-х гг. занимались анализом внутренней политики в странах пребывания и международной обстановки и посылали свои донесения в Париж. Самые регулярные донесения шли из Лондона.

Много донесений шло со ссылкой на известного эмигранта и мецената с большими связями г-на Саблина, и эти сообщения почти всегда отличались глубиной анализа. И, кстати, вчера те, кто был на экскурсии, проезжали по Cromwell Road, там по левую руку нам предлагали обратить внимание на Museum Monarchical History, совершенно замечательное здание, а по правую руку, 27 Cromwell Road, находится русский дом Саблина, который был первым общинным русским домом в Лондоне. И сохранился второй русский дом по адресу 5 Berkshire Place. Ну, это к слову.

Так вот о том, насколько глубок был этот анализ, свидетельствует резидент ГПУ Агабеков. Все эти донесения посылались в Париж и копировались агентами спецслужб. Как пишет Агабеков, впоследствии перебежчик, «доклады Саблина представляли большой интерес для Советского правительства, мы имели непосредственное распоряжение посылать их Сталину. Рыкову, Ворошилову. Чичерину, Молотову». Поскольку в то время не было дипотношений между СССР и Англией, то советская политика по отношению к Англии строилась на основании Саблина. Белый эмигрант, проклинаемый, был непосредственно консультантом советского правительства. Но не он один. Из архивов службы внешней разведки и российского МИДа была извлечена переписка бывших царских дипломатов (на самом деле они были не царскими дипломатами, а дипломатами Временного правительства), которая издана в двух томах под редакцией Примакова и Трубникова, Директора Службы внешней разведки. Два тома со скрепленными письмами, удостоверенными подписью знаменитого Судоплатова, того самого, который организовал убийство Троцкого, он то и контролировал слежку и направлял донесения по спискам членам Политбюро.

В заключение хочу сказать, что с легкой руки мемуаристов, которые описывали бедствия, переживаемые в годы эмиграции, складывалось иногда впечатление, что история эмиграции - это история страданий в борьбе за выживание. На самом деле это было не так, ибо в основном те, кто писал эти мемуары, были представителями гуманитарной интеллигенции, которым приходилось хуже всего. Основная масса эмигрантов все-таки сумела приспособиться и адаптироваться в странах пребывания, некоторые из них достигли больших высот. История российской эмиграции – это не только история страданий борьбы за выживание, это история успеха человека в борьбе с судьбой, если хотите, в борьбе с эпохой. История, показавшая цепкость, живучесть, работоспособность российской диаспоры, история, доказавшая ее право на существование. Чего и всем Вам желаю.