Беженцы. Беларусь. Чеченцы... вы думаете это всё разные вещи? Да нет, Беларусь х…

Ну да в Беларуси сейчас кисло... падение соседней Украины и понижение уровня жизни в России сыграло свою роль. Но я попробую вернуть тему к тому вонючему месту откуда потные ноги растут.... Я как то раньше говорил что пишу книгу, я её так и не дописал... но много глав из неё публиковал здесь раньше.. потому что тему беженцев через белорусскую границу знаю не по наслышке...
было время сам в этом "варился" (и знаю как все работает, как свои же мусульмане наживаются на своих)

да вот глава из моей не написанной книги

на посту ГАИ у воложинской развилки фуру тормозят гаишники. Мы как раз держимся в ста метрах от неё. Обходя медленно останавливающийся грузовик мы с Саньком с каменными лицами продолжаем движение . Я наблюдаю как в зеркале заднего вида медленно тают огни грузовика и поста ГАИ. Как только во мне возникает уверенность что нас поглотила тьма ночи и с поста ГАИ нас не видно я принимаю на обочину. Рядом закуривает Санёк. Я чертыхаюсь. Закалебал он уже травить меня своим дымом. Я то не курю. Я говорю – «Так ты лучше б напердел, мне б и то меньше воняло!». Он молча, после смачной затяжки громко портит воздух. Я так же молча выхожу из душного салона, и громко хлопнув дверью, вдыхаю свежесть ночного воздуха. Через две минуты я вижу как фура медленно начинает отползать от поста ГАИ. Ещё через несколько минут через подсвеченное в салоне лобовое стекло грузовика я вижу как мне, стоящему на обочине, водитель показывает пальцами американский "окэй". Я не спеша залажу в накуренный салон легковушки, завожу мотор и вырулив на дорогу , начинаю догонять грузовик.
За полночь в районе часа фура прибывает в приграничный с Литвой, хутор. Грузовик пыхча и фыркая круто разворачивается на лужайке перед домом, и глушит мотор. Водитель тут же выскакивает из кабины и закуривает. Я порываюсь сделать ему замечание по светомаскировке, но останавливаюсь, собственно здесь это не зачем ещё это населенный пункт, и вполне логично, - что здесь кто то будет курить. Хутор состоит из двух строений самого дома избы пятистенки, и хлева. В хлеве постоянно мычит корова. Санёк просветил меня что владелец хутора уже третий день не просыхает и валяется на сене где то в хлеву. Я мимоходом замечаю – «Вот почему корова мычит, наверное не доиная». Заходим в избу включаем свет. Как во многих простых белорусских сельских домах здесь стоит запах печи горелых дров, и такой неуловимый запах то ли дрожжей то ли хлебного первача то ли ещё какого-то вкусно-кислого алкоголя. На столе не убрано. Я говорю Саньку чтоб он выгружал людей. Он уходит. Через несколько минут комната наполняется гамом непонятной речи. Усатые и бородатые мужчины тут же из занавесок начинают сооружать женскую половину. Я выхожу на свежий воздух. Здесь стоит необыкновенная ночная свежесть конца сентября, слышно , как натужно с перерывами , - мычит корова. "Камаз" уже уехал,... всё правильно, незачем ему тут светиться , водитель честно отработал свои деньги. Появляется Санёк и говорит – «Пойдём, кое что покажу». Я послушно следую в дом. Санёк подводит меня к молодому парню с симпатичным похожим на Алладина из восточной сказки , но только очень смуглым , я бы даже сказал - красивым лицом, одет парень для всей остальной местной публики очень даже хорошо. На нём кашемировое , цвета кофе с молоком , пальто, на ногах модные остроносые , а ля кожа крокодила, туфли. Про его шикарное пальто сразу приходит мысль , как этот хлюст умудрился не измазать его в битком набитом грязном кузове фуры. Это человек из группы Исы, я его не знаю. Заметив меня парень с растянутой улыбкой произносит :- «Дэвушка!», и поднеся два сомкнутых большой и указательный палец к губам и жестом как будто губы себе зашивает резко дёрнув рукой чуть вправо вверх. Добавляет –«Вот так кхарашо!». В левое ухо теплым прокуренным дыханием Санёк мне добавляет –«Игарёня, всего то двадцать баксов». Я киваю. Франтоватый восточный сутенер уверенно откидывает занавеску женской половины и проходит внутрь. Я на мгновение задерживаюсь. Озираюсь на афганских мужчин, большинство сидя на корточках на меня не смотрят а тихо о чем то переговариваются между собой. Чтож я то же вхожу за сутенёром. Он уже стоит в углу, у двух хрупких сидящих на баулах девушек. Девушки сидят обособленно от всей группы остальных девушек и женщин. Первым делом чертыхаюсь. И мысленно всеми его богами ругаю Ису. Договаривались же никаких вещей! Ничего больше котомки с двумя бутербродами. Вот как сейчас эти две мелкие женщины потянут свои баулы по ночному лесу без света спотыкаясь о коряги. Да это ещё километра три! Сутенёр подзывающим жестом обводит девушек руками. Они очень смуглые, точённые немного остроносые лица. У на правых крылышках носа поблёскивает по камешку. Одеты они в обычные китайские пуховики, в довольно просторных, я бы даже сказал цыганских бархотно-бордовых юбках, покрывающих все ноги до самого щербатого досчатого пола. Только вот кофты, выглядывающие из расстегнутых пуховиков, так же расстегнуты , явно на показ, и фактически обножая небольшие шоколадные груди. И множество разных бус, и с медальонами и просто бисером. Подобные украшениям украшены не только шея, но и запястья рук, так что при малейшем движении, слышится легкий, мелодичный звон. Они резко отличаются от афганок, нет не одеждой, там я вон вижу среди афганок есть даже одна тётя в пальто и джинсах. Они всё же просто их красивей. Мы с Саньком откровенно их рассматриваем, они не стесняются и не прячут лиц , видимо не в первый раз в такой ситуации. Они просто избегают заглядывать нам в глаза. Невольно приходит мысль, если они такие вот доступные, то что же там с ними делали у Исы и кому они там отдавались? Да и мытые ли они вообще? Невольно усмехаюсь от мысли что поднимаю я вот такую юбку а от туда мухи роем… Мысли мои прерывает учащённые дыхание Санька, слева. Я поворачиваюсь к нему аккуратно беру его левую руку в "замок" локоть-запястье. Он невольно кривиться. «Улыбайся»- спокойно говорю ему я. И мы медленно покидаем с начало женскую половину, потом и сам дом. На крыльце он резко от меня высвобождается и взвизгивающем голосом почти прокрикивает – «Да что ты совсем дебил! Да почти задаром! Да где же ты ещё такой экзотики попробуешь!». Я, выдержав паузу ,чтобы унять свое нервное возбуждение не надавать ему по морде и этим самым косвенно похерить наше сегодняшнее дело , и как можно спокойнее ему отвечаю,- «Не пугай лес, у нас работа уже через час два или ты забыл зачем мы здесь? Здесь шестьдесят два человека, около пятидесяти это мужики и я больше чем уверен что больше половины из этих мужиков вооружены нажами . Это же восток . Как ты знаешь они могут на это среагировать ? Ты что их нравы обычаи знаешь ? Да они тебя могут тут прирезать, и за домом закопать. А я кстати, тогда, за твою дурость, ещё на твою же могилку последнюю горсть земли брошу! И потом , ты мне скажи,- где ты тут с ними уединяться собираешься? Санёк уже более спокойно, даже вяло – «Да вот тут в хлеву». Я –«В хлеву говоришь? А знаешь это дело! Только вот без них, иди вон бурёнку трахни, будет тебе и экзотика, и доброе дело сделаешь, может мычать перестанет!» И, уже окончательно успокоившись, примирительно добавляю – «Слушай, заработаем денег купишь себе тур в какой-нибудь Тайланд, и наебёшся там всякой "экзотикой"». Санёк молча закуривает. Я оправляюсь в салон машины и включаю радио, запускаю на автопоиск , чёрт возьми, такая глушь что ФМ волны напрочь отсутствую, наконец на ультракоротких магнитола схватывает какую то радиостанцию, и салон наполняется нежной тихой музыкой в такт которой мерно подпрыгивает зеленоватый эквалайзер. Мы ждём местного зовут его Эдик, я его никогда раньше не видел , это человек Санька. Может его конечно и не Эдик зовут, но мне без разницы пускай он носит имя -Ганди. Главное что бы он работу сделал. А работа у него такая, - он проводник. С той стороны нас ждут литовцы на машине. Вот его задача нашу группу через белорусско-литовскую границу к этим самым литовцам и провести. Кстати пьяный владелец хутора это то же его работа. Где то через час появляется Эдик. Это низкорослый поджарый человечек с испещрённым морщинами лицом. Ему точно за сорок. Надет в фуфайку, на ногах кирзачи. Я вылажу из машины. Эдик уже разговаривает с Саньком. Они направляются в дом. Я , было порываюсь пойти за ними, но потом останавливаюсь, - нече царю за холопами бегать. Постепенно из дома начинают выходить люди, среди них и моя «сладкая парочка». Я командую Саньку остаться дежурить здесь, губы его растягиваются в недоумении с прилипшим к ним бычком. «Я на этот раз схожу сам, посмотрю что к чему»- успокаиваю его я. Он понимающе кивает. Я жму руку Эдику. Обращаясь ко мне без вякого знакомства и приветствия он произносит – «Хорошо что луна сегодня ясная, полная, видно как днём. Ну что пошли?» голос у него хриплый надтреснутый , выдающий в нём сильно курящего человека. Его мнения по поводу того что видно как днём я не разделяю, но отвечаю ему- «Пошли». Эдик без всякого фонарика уверенно направляться к лесу. Я махаю рукой и люди за провожатым постепенно втягиваются в ночной мрак леса, я замыкаю колону. Некоторые «хитрожёпые пассажиры» из колоны начинают включать заранее запасённые фонарики. Приходиться догонять и гасить эти светлячки, способные выдать нашу группу. Я чертыхаюсь, двадцать раз ведь было сказано ещё на квартирах в спальном районе Малиновке , что при переходе -никакого света. В темноте трудно определить но по моему все у кого огоньки из группы Исы. Через километра три колонна тормозиться. Я выдвигаюсь вперёд вижу яркий свет лампы. Два силуэта людей в отчетливо видимых фуражках о чем то разговаривают с Эдиком. Я спокоен это его погранцы, всё нормально свет лампы гаснет, колона продолжает движение. Наконец мы добираемся до места , люди Лаймуса уже здесь. Два армейских ЗИЛа пятидесятых, раритеты. Интересно с каких складов длительно хранения он их спёр. Такие трёхосные монстры на огромной резине. С круглыми небольшими кабинами таким же кругло-узким вынесенным вперёд носом и огромными же брызговиками над передними колёсами. Люди молча залезают в грузовики. Видно как некоторые еле волочат ноги. Через пятнадцать минут заводятся моторы, и грузовики ещё долго мелькают в просвете деревьев . Моё дело сделано. Пора домой.