Здравствуй, дорогая, и прощай

Сколько лет, сколько зим. Теперь уж мало кто меня помнит. Да и не важно, кто хочет - кликните по ссылке моей незавершенной повести, [b]Чужеземец[/b]: [url]http://markbern.narod.ru/dokumenty/forestiero.zip[/url].
Великий Крах совпал с рядом личных перипетийных обстоятельств, в том числе компьютерных.
Я не льщу, но поверьте, ни один "автор сайта", owner, "основатель" не терял со мной столько времени на технические разборки, сколько потратил его Николай, поэтому лично и публично объявляю ему благодарность. Молодец, так держать.
К концу августа я уезжаю в Москву. Ну и что, скажете вы? Не первый и не последний. Да я никого не учу, успокойтесь. Просто я-то возвращаюсь почти спустя... тридцать лет, причем уехал не сюда, а в Италию. Ну, кликните, все станет ясно, неохота сейчас терять время на болтовню.
Решение совпало (именно совпало, не думайте) с тяжелым моментом моей жизни. Об этом, месяц тому назад, я писал из Москвы своим друзьям по-итальянски. Попробую перевести: не привык самого себя переводить. Только, пожалуйста, не стыдитесь ответить: как-никак, скоро уеду, хотелось бы сохранить вас в сердце.

Десять часов вечера прошло уже давно, солнце пронизывает жиденькие, насыщенные тучи и ласкает золотистые купола Елоховки, спроектированной каким-то моим предком. Самый длинный день в году, а самая короткая ночь исчезла бесследно. Возвращаюсь из театра Экспромт. Вдоль чистопрудного бульвара на травке кучкуются ребята, пьют пиво, играют на гитаре, читают стихи.
За несколько часов до этого, на белорусском вокзале, ветераны пели и танцевали вальсы своей молодости. 61 год тому назад, без предупреждения, немецкие захватчики прорвали советские границы и пробились на сотни километров к сердцу русской земли, ценой террора. С этого вокзала, в тот же день отправились на фронт первые наспех сколоченные и с горем вооруженные отряды добровольцев. Почти никто из них не вернулся. На тот же вокзал вернулись первые победители. Те, которые сегодня танцевали, медленно, спокойно, под революционные ноты духового оркестра.
Около десяти дней тому назад из Москвы в Брюссель мне звонила мать, чтобы сообщить, что вероятно бабушку свою я уже больше никогда не увижу. 1909 г. рождения, прошла через медные, раскаленные, ядовитые трубы двадцатого века. Последняя из своего поколения в нашей семье.
В 70-ых, в Ульяновске, куда их когда-то эвакуировали, мы с ней брали лодку на прокат и исчезали от зари до заката на островках Свияги. Так я научился грести. Как-то раз, дома, позвала она меня на кухню и спросила прямо в лоб, курю ли я. Нет конечно, что ты. А она мне: "Только не ври, ведь я нашла БТ у тебя в пиджаке". Попался. "Ну, что с тебя взять? Ведь запрещать бесполезно, просто будешь курить тайком, неправда? Хоть постарайся не перебарщивать, не то коротышкой останешься...". Дело кончилось тем, что мы вдвоем в тихаря от дедушки курили на балконе.
В 1991 г., в дни путча, 82-летняя бодренькая старушка подобрала скомканную листовку, призывавшую к сопротивлению против путчистов. Отыскала замухрылую копировальную контору и, благодаря своей революционной решительности и обоятельности русской жены еврейского большевика, уговорила их отксерить ее задаром в нескольких сотнях экземпляров. А потом ринулась на улицу раздавать.
В течение всех этих лет, при каждой моей поездке мне было положено привести блок крепких импортных сигарет и бутылку Амаретто, как любимый внук. Два года назад я в последний раз увидел ее в обычном состоянии. Теперь она уже не могла оставаться одна, почти ослепла, падала, ссорилась со всеми. Тем временем, я открыл сайт против теперешнего премьер-министра Италии, против него же написал книгу, в итоге потерял почти всю свою работу и меня выселили с применением полиции. Итак, на следующее лето я не смог навестить семью и зарабатывал себе на пропитание пением в опере. Это стало возможным только к Новому Году, после эмиграции в Бельгию. Конечно, сигареты были сокращены до одной пачки, а моя мать старалась не наливать лишнего. Перед вылетом, я обнял бабушку и сказал ей, что не прощаюсь, поскольку, мол, скоро вернулся бы по работе. Никогда не любил прощаться. Да и вообще, я действительно думал вернуться на Красную Пресню на итальянскую выставку.
Не сдержал я своего обещания. Несколько дней до [i]этого[/i], маме удалось подарить ей новый телевизор и видик. Таким образом, бабушка впервые увидела как я пою, на кассете. Удивилась, больше всего из-за производившего ею на нее впечатления. "Как-будто я опять его увидела", пробормотала. Неделю спустя ее больше не стало. Я постарался успеть, тем более учитывая отсутствие бюрократии, при моем двойном гражданстве, но 16-го июня все кончилось. Другое 16-ое июня отложило неизгладимый отпечаток на мою жизнь: в 79-ом фашисты бросили две гранаты, некоторые милые пережитки которых покоятся в моем теле на радость производителей аэропортовых металлодетекторов.
Пятнадцать лет как не летал ночью, с тех пор как был в тогда еще советском Ташкенте. Как странно, встречать зарю свысока. В детстве, когда Шереметьево было только одно, по прилету, увидев еще в воздухе Останкинскую башню, никогда бы не подумал, что когда-нибудь приземлюсь задушив коварные слезы, норовящие вот-вот соскользнуть с ресниц.
Даже в шестом часу утра необходимо пробираться промеж десятков настырных преследующих тебя таксистов. Тютелька в тютельку, одни и те же ритуалы, в Москве и Риме, в Милане и Стамбуле. Куда лучше маршрутка, за два червонца, до конечной остановки метро. В семь часов утра, один длинный и два коротких звонка в дверь к матери, по старой коммунальной привычке.
Я вновь увидел бабушку на похоронах. Открытый гроб. Закрыл его своими руками. Понесли на плечах, как раз ровно четыре мужика. Повезли в крематорий, всей семьей. Она с нами. Поцеловал, в последний, нескончаемый раз. Накрыл. На этот раз навсегда. И вот она исчезла, где-то там, внизу, где все уже гудит. А у меня - все в тумане, все на автомате. И наконец, поминки. Рюмка для нее, покрытая ломтиком черного хлеба, на сорок дней, которые истекут 26 июля.
Два дня спустя - вальс победы ветеранов. Это было также и для нее, поскольку говорят, люди не уходят на совсем до тех пор, пока жив кто помнит их.